Первомайский попросил Наталью Приблудную подробно рассказать о пережитом в Перемышле. Беседа их затянулась до позднего вечера.
Короча утопала в грязище, когда мы на следующий день покинули этот маленький городок — родину антоновских яблок. Потянулись большие фруктовые сады, обсаженные кругом тополями и кустами сирени. Все это оживало и вот-вот должно было покрыться золотисто-зеленым пушком листвы. Кони устали месить копытами грязь и к вечеру понуро подходили к Пристенному. Въехать в село оказалось не просто. Широко и привольно разлился Северский Донец. Паводок подступил к селу, скрыв под водой дорогу. Нам удалось только с помощью местных жителей через огороды, а потом по каким-то буграм добраться до центра села, где нас встретил комиссар 8-й мотодивизии Павел Георгиевич Коновалов. Как ни измотала дальняя дорога, как ни намучился, качаясь в седле, Леонид Первомайский, а все же присел ночью к светильнику и записал новые строчки: «Нет, я здесь не засну в глухомани. В этой тьме, все укрывшей вокруг. Жалко мне, что страниц из «Тамани» не читает на память мой друг. Ночь проходит. Весенние воды под снегами бушуют ключом, и не спят у коней коневоды, и зарницы горят над селом».
В ту ночь в селе, где мы остановились, почти никто не спал. Паводок поднимался, и Пристенное превращалось в остров. Рано утром в хату вошел полковой комиссар Коновалов. Его смуглое лицо было напряженным. Широкие черные брови сошлись на переносице. Он сказал, что вода прибывает и если мы не хотим на неделю задержаться в селе, то надо немедленно уезжать.
Тут повар принес котелки, и Коновалов пригласил нас к столу.
Первомайский взмолился:
— Павел Георгиевич, вы видите, по какой дороге мы добирались в Пристенное, и все это ради того, чтобы поговорить с очевидцами о том, как же взрывались киевские мосты. Ведь пройдет время — многое забудется.
— Вы интересуетесь взрывом мостов? Я могу рассказать вам, как это было. В ночь на девятнадцатое сентября командира четвертой дивизии НКВД полковника Федора Максимовича Мажирина вызвал нарком внутренних дел республики. Он сказал:
«Товарищ Мажирин, по решению Ставки наши войска оставляют город. Тяжело, больно, но мы покидаем Киев... Вы, товарищ полковник, назначаетесь комендантом города. В ваше распоряжение поступают отряды народного ополчения, уровцы и милиция. В течение ночи все защитники Киева должны отойти на левый берег Днепра. Вам, товарищ Мажирин, поручается взорвать на Днепре мосты. С этой минуты вы можете действовать согласно обстановке. Помните, за каждый мост вы отвечаете». — Нарком, вскинув на плечо автомат, простился с комдивом. Машина наркома вышла со двора на большой скорости.
Мажирин связался по телефону со штабом народного ополчения и позвонил мне, чтобы я приказал снять городские караулы и на КП дивизии все привел в боевую готовность.
Если говорить о подвиге на Днепре и о том, что киевские мосты не достались противнику, то в этом заслуга и Тридцать первого отдельного железнодорожного батальона, командовал им майор Павел Михайлович Малявкин. Фашисты бомбили мосты, но движение поездов не прекращалось. Воины-железнодорожники устраняли повреждения, минировали мосты и помогали нам, чекистам, отражать атаки противника.
Девятнадцатого сентября в десять часов утра регулировщики и часовые покинули все мосты.
— А какая была погода? — спросил Первомайский.
— День тогда выдался солнечный, жаркий. Комдив навел бинокль на холмы и принялся их осматривать. Все наши дозорные находились на своих местах. Они флажками подавали тревожные сигналы. Но мы уже и без этих сигналов по вспыхнувшему бою понимали, что враг рвется к мостам. Вскоре бой совсем приблизился к Днепру, и я сказал комдиву, что настала пора подать саперам условный сигнал. Подрывники согласно с приказом уже вскрыли секретный пакет и были наготове. И вот пад нашим командным пунктом взлетела сигнальная ракета. В ответ над железнодорожным мостом имени Петровского показалась красная звездочка. А за ней вспыхнули еще две такого же цвета. От тяжелого удара вздрогнул днепровский берег. Над цепным мостом повисла красная ракета, и от взрыва забурлил, вспенился Днепр. Снова послышался грохот. На Дарницком мосту рухнуло в реку восемь ферм, а на четырех оказалась поврежденной электросеть. Это очень встревожило Мажирина. Он сказал:
«А что будет с автодорожным Наводницким мостом? Он не минирован. Только облит смолой и бензином».
Но саперы были опытными. Мост запылал и превратился в огненную ленту.
Казалось, разрушение мостов идет успешно. Все подготовлено, осечки нет. Горит облитый смолой деревянный мост в Русановском заливе. Там саперы зажгли бочки с бензином, и над мостом поднялось высокое пламя. Прошло не более десяти минут, и неожиданно с Днепра налетел шквальный ветер. Да такой силы, что в один миг сорвал с моста гудящее пламя и, разметав, потушил в заливе.
Мост, словно черная головешка, но остался цел. А в это время у Днепра появились гитлеровцы. С холмов свистят мины, бьют пушки. Фашисты в ярости — им не удалось захватить мосты. И тут они замечают в заливе наш полуглиссер. Это адъютант штаба переправ Данилов вместе с комиссаром Зиненко, вооружив саперов бутылками с горючей смесью, помчались к западному въезду моста.
Полуглиссер окольцован разрывами. Волны, как в большую бурю, качают его. Никак он не может выйти из-под обстрела. Поврежден мотор. Судно описывает круг, и тут его подхватывает быстрое течение и начинает нести из залива в Днепр. А весел нет. Но храбрецы не сдаются, гребут саперными лопатами и касками. С невероятным трудом наконец-то им удается побороть течение.