Без объявления войны - Страница 47

— Так какое будет задание?

Синагов карандашиком обводит на карте зеленый пятачок Голосеевского леса. Местность холмистая и овражистая. Она окаймлена коричневыми жилками шоссейных дорог.

— Воздушно-десантная бригада совместно с другими частями будет очищать от противника Голосеевский лес. Сделайте статью, нет, даже целую подборку об опыте боя в лесистой местности.

— Значит, бригада находится на южной окраине Киева?

— Вы сейчас спускайтесь по улице Ленина на Крещатик. Там полковник Родимцев встречает свои батальоны.

На Крещатике, вблизи универмага, стояла группа военных. Молодой светловолосый полковник с Золотой Звездой на груди отдавал офицерам связи распоряжения. Потом он вопросительно взглянул на меня. Проверив удостоверение и командировку, слегка улыбнулся:

— Это хорошо, что к нам в бригаду пожаловал корреспондент фронтовой газеты, да еще писатель. В Испании я был знаком с Эрнестом Хэмингуэем.

Мне стало не по себе. Сколько раз просил уже Урия Павловича Крикуна не вписывать в командировочное удостоверение слово писатель. Но тот стоит на своем:

— Нет, нет, так авторитетней. К тому же вы действительно являетесь членом Союза писателей. Пока я ответственный секретарь редакции, извольте подчиняться.

Поджидая появление батальонов, Родимцев принялся расспрашивать меня о писателях, работающих в редакции. Выяснилось, что он хорошо знает Сергея Ивановича Вашенцева. Знаком с Твардовским и Безыменским. Узнав о моем редакционном задании, заметил:

— Видите ли, бригада еще по-настоящему пороху не нюхала... Боевого опыта у десантников нет. Как сложится лесной бой, предугадать трудно. — Улыбнулся, глянул в упор: — Будет удача, будет и газетная полоса.

Вдали на Крещатике показались войска, наш разговор прервался. Половина бригады была переброшена из Иванкова в Киев на машинах, а вторая — совершила пеший переход. Бойцы в синих комбинезонах прошли немалый путь, но как только вступили на главную улицу Киева, батальоны подтянулись, ряды стали стройными. На войсках лежал отпечаток суровой сплоченности.

В этот момент ко мне подошел Михаил Нидзе и сказал, что к десантной бригаде прикомандирован он, а я должен возвратиться в редакцию.

— Произошла маленькая накладка. Гм... гм... — Как всегда откашливаясь, заметил Синагов. — Завтра поедете в командировку. Пока участок фронта уточняется, готовьтесь.

Твардовского тоже посылают в командировку. Он предлагает мне сходить с ним в писчебумажный магазин купить блокноты.

Твардовский был не в духе: утром развернул свежий помер газеты и нашел в своих стихах исправленную без его ведома строчку. Повстречав в коридоре Крикуна, Александр Трифонович, с трудом сдерживая гнев, сказал:

— К чужим словам надо относиться с уважением.

— Приношу вам, дорогой, извинение, сам не знаю, как это случилось. — Крикун прошмыгнул в свой кабинет.

Ответственный секретарь принес извинение, но Твардовскому от этого не стало легче. Он бережно относился к каждому слову, и неудачно исправленная строчка сидела в его сердце занозой.

В помещении не так чувствовалась жара, как на улице. Стоял душный августовский день. Твардовский шел как обычно своим твердым, размашистым шагом. Мы перешли через площадь, стали спускаться по улице Ленина вниз. Твардовский остановился, окинул взглядом вывески:

— А не зайти ли нам сначала в одно местечко?

Мы вошли, к моему удивлению, в совершенно пустую винную лавку.

— По стаканчику, — бросил продавцу Александр Трифонович.

Складывая на прилавке медные и серебряные монеты в стопочки, борода ответила:

— Военным запрещено.

— Хлебнуть винца я захотел и заглянул в трактир. Нельзя, сказал трактирщик мне, взглянув на мой мундир, — громко произнес Твардовский.

Бородатый продавец, оторвавшись от своих бело-желтых столбиков, заметив на груди Твардовского награды, воскликнул:

— А вам можно, вам можно. Я отвечаю.

— Уж как-нибудь я сам за себя отвечу, — Твардовский, круто повернувшись на каблуках, вышел из лавки.

В писчебумажном магазине, купив блокноты, мы на всякий случай запаслись перочинными ножичками. Вышли на улицу, и тут из толпы послышался радостный возглас:

— Саша! Саша!

Твардовский оглянулся, поспешил навстречу какому-то крепышу. Александр Трифонович и крепыш-незнакомец стали о чем-то оживленно разговаривать. Твардовский замахал мне рукой:

— Иди сюда! Знакомься — Аркадий Гайдар.

Я любил повести Аркадия Петровича. Особенно нравилась «Тимур и его команда». И вот мне протягивает руку ее автор.

Одет Гайдар в летнюю красноармейскую форму. Гимнастерка без петлиц. На пилотке — звезда. На груди орден «Знак Почета». В руках полевая сумка, туго набитая какими-то книгами.

— Так что ты делаешь в нашем фронтовом Киеве? — спросил Твардовский.

— А вот читай, — Гайдар развернул удостоверение, напечатанное на редакционном бланке «Комсомольской правды», и, помахивая им, как флажком, добавил: — Я теперь военный корреспондент. Уже неделю живу в Киеве и регулярно читаю вашего казака Ивана Гвоздева.

— Нравится? Или пора ему по шапке дать?!

— Я думаю, у вас дело пойдет хорошо, если избежите шапкозакидательства. Уже был в прошлую войну такой лихой герой, как Козьма Крючков. В атаке семерых немцев на пику нанизывал. Вот и надо в вашем Гвоздеве избежать крючковщины. Мне кажется, писать следует чуть-чуть возвышенно, но так, чтобы каждый боец был уверен в том, что и он может совершить такой же подвиг, как и ваш казак Гвоздев. Не может быть большой разницы между жизнью — фронтовой действительностью — и выдумкой.