— Опять она, проклятая! — Хлопнув дверцей, Иван Ле остановил проходивший мимо тягач. На буксире въехали во двор смелянской комендатуры. Комендант города был в чине полковника. Узнав о нашей беде, прежде всего пригласил в столовую, а когда обед закончился, к подъезду подкатил отремонтированный ЗИС, и мы тепло поблагодарили коменданта за гостеприимство и заботу.
Дорога на Черкассы совсем подсохла. Небо ясное, и «юнкерсов» не видно.
Черкассы! Мы недавно были в этом городе, но как он изменился. Разрушенные бомбардировкой домики, следы пожаров. На улицах завалы, окопы, траншеи. Благополучно проскочили деревянный мост через Днепр. Миновали Золотоношу, Переяслав. В лучах заходящего солнца показалась старинная шестикупольная деревянная церквушка с узкими голубыми оконцами, украшенными резьбой. Как раз в это время в селе Рогозове располагался на ночлег 92-й пограничный отряд, которым командовал в Перемышле подполковник Яков Иосифович Тарутин. На контрольно-пропускном пункте, проверяя наши документы, пограничники, узнав, что мы возвращаемся из 99-й дивизии, дали знать в штаб. Пришел батальонный комиссар Григорий Васильевич Уткин, пригласил нас в отряд. Начались расспросы: когда и где мы покинули 99-ю дивизию? Кто жив, кто ранен, кто убит?
— Вы должны понять наши чувства, товарищи, ведь мы вместе с 99-й дрались за Перемышль. Да и мы сможем кое о чем рассказать.
Этот рассказ «кое о чем» батальонного комиссара Уткина продолжался после ужина до глубокой ночи, и каждый из нас в своем блокноте исписал немало страниц. Когда же Уткин упомянул о Наталье Приблудной, назвав ее самым лучшим снайпером отряда, Первомайский спросил:
— А можно ее повидать?
— К сожалению, она на несколько дней выехала в Киев. — Уткин усмехнулся. — Сегодня произошел такой казус... Заходит Наталья в финчасть и говорит: «Я Приблудная. Хочу получить деньги». А начальник финчасти у нас человек суровый, никогда даже не улыбнется. Глянул он на нее искоса: «Приблудных теперь много, а денежки счет любят. На всех не настачишься». А Наталья ему: «Да у меня такая фамилия». Раскрыл начфин ведомость и впервые за всю войну расхохотался.
Начальник штаба отряда капитан Агейчик подробно рассказал о том, как во время боя старший лейтенант Поливода сумел эвакуировать все ценности Перемышльского отделения госбанка. Мы узнали, что сводный батальон Поливоды насчитывал всего двести пятнадцать человек и был вооружен помимо винтовок четырьмя станковыми и шестью ручными пулеметами. А перед ним дрогнул и побежал целый немецкий полк. Прав Суворов: воюют не числом, а уменьем.
С рассветом в путь. Полевая дорога. Хлеба и хлеба... Вскорости засинели киевские кручи... Слышится гул артиллерийской канонады — тяжелый, слитный, нарастающий... В редакции нас ждут не дождутся. Прямо с машины входим в кабинет редактора, докладываем о выполнении задания.
— Теперь за работу, друзья! Полковой комиссар Мышанский устанавливает жесткий срок сдачи материалов. К вечеру наша бригада должна сделать газетный разворот.
На следующий день статьи и очерки о 99-й дивизии, опубликованные в газетах «Красная Армия» и «Комуніст», передает и широко комментирует фронтовое радиовещание. Открывая очередную летучку, Мышанский сказал:
— Начальник политуправления фронта высоко оценивает работу выездной бригады писателей и корреспондентов, которую возглавлял Иван Леонтьевич Ле, и объявляет всем участникам поездки благодарность.
Я люблю редакционные летучки: сколько страсти, огня вызывают они, когда «испытанные остряки» — очередные обозреватели — стряхивают со страниц, пахнущих свежей типографской краской, так называемую газетную пыль. Летучки хороши не только тем, что скрещиваются сабли и летят стрелы даже в признанных газетных метров, на них как-то сразу видно, «что такое хорошо, что такое плохо». Но дело не только в этом. Да, острые сабли беспощадно наносят удары по тяп-ляпам, по таким заголовкам, как «Бой самолета с танком», по фразам: «часть мужа выехала на фронт». В пылу схватки они еще высекают искры и настоящего вдохновения, новизны, прозорливости, и нередко корреспонденты прямо с летучки едут в дивизии выполнять срочные задания. Все подчинено одной цели: укрепить веру нашей армии в победоносный исход войны, поддержать на передовых позициях боевой дух в войсках, показать, что даже в самой тяжелой обстановке все решает быстрота, смекалка и стойкость.
Как правило, перед летучкой, пока не появится редактор, корреспонденты обмениваются информацией. Ночью с передовой приехал Иван Поляков, а ранним утром Шамша с Нидзе. Даже скупые, отрывистые фразы позволяют судить о положении под Киевом. На севере спокойно, на западе орудийная перестрелка, а вот на юге противник ворвался в укрепленный район. Наши войска оставили Мышеловку и Пирогово. С высот Голосеевского леса немцы просматривают южную окраину Киева. Они прорвали там вторую полосу укреплений и подошли к третьей, а это уже окраина города. Михаил Нидзе с опушки Голосеевского леса привез тревогу: «Все пленные твердят: Гитлер приказал седьмого августа взять Киев и провести на Крещатике парад войск». В редакции снова заговорили об уличных боях, в которых, возможно, придется принимать участие и сотрудникам фронтовой газеты.
Редактор находится в политуправлении, и очередную летучку проводит Виктор Николаевич Синагов. После ее окончания просит меня задержаться.
— Гм... гм... — откашливается заместитель редактора. Выпив стакан чаю, медленно прохаживается. — Гм... гм... Из Иванково на южную окраину Киева перебрасывается пятая воздушно-десантная бригада. Состоит она из опытных парашютистов, хорошо обученных бойцов. Командир бригады полковник Александр Ильич Родимцев воевал в Испании, он Герой Советского Союза. Недавно окончил академию имени Фрунзе. Не правда ли, это интересно?