Без объявления войны - Страница 59

Командир дивизии геперал-майор Григорий Иванович Шерстюк, узнав о наших редакционных заданиях, одобрил их. Он посоветовал нам пока не разбиваться на группы, быть вместе. Комдив дал нам связного, и мы поехали в батальон Бувайлика. Батальон занимал оборону на опушке леса. За желтым морем подсолнухов виднелись Пески. Там уже были гитлеровцы. Они часто открывали пулеметный огонь.

Стрелковый батальон, которым командовал Михаил Бувайлик, недавно стойко стоял на Западном Буге, упорно защищал Сарны, отличился в боях под Коростенем и Малином. За оборону этих городов комбат был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Бувайлик не только знал бойцов и командиров своего батальона, а помнил даже, кто, где и при каких обстоятельствах в самый напряженный момент боя проявил отвагу. В блиндаже разговор зашел о том, как же комбат руководит боем.

— Батальон — большой сводный оркестр. Надо только умело дирижировать, следить, чтобы все рода войск сыгрались, как музыканты, — сказал Бувайлик.

Комбат пригласил нас к завтраку, а затем вся корреспондентская бригада направилась к пулеметчикам лейтенанта Киселева. Хотелось поговорить с лучшим пулеметчиком батальона Иваном Тюриным, истребившим в последних боях свыше трехсот гитлеровцев.

На лугу разорвался снаряд. К нам долетели ослабевшие осколки и зашуршали в траве, как змеи. Пришлось ускорить шаг и вскочить в траншею. Здесь мы и встретили пулеметчиков Лисицина и Мазина. Лица их были печальными. Пуля снайпера, попав в прорез пулеметного щитка, сразила Тюрина.

Лисицин с Мазиным оказались учениками Тюрина. Они дружили с ним, перенимали у него боевой опыт. Лисицин рассказал нам, как Тюрин, раненный на Западном Буге, три раза попадал в течение ночи в окружение и метким пулеметным огнем прокладывал путь роте. Борис Иваницкий заснял на передовой позиции пулеметчиков, и мы возвратились на КП батальона. Бувайлик настоятельно потребовал, чтобы корреспондентская бригада выехала в штаб 45-й дивизии. Согласно полученному приказу он отходил на новый рубеж обороны.

Казалось, на фронте установилось полное затишье. Перестали бухать одиночные орудийные выстрелы, смолкли пулеметные очереди. Предвестники танковых атак — «юнкерсы» — не показывались в небе. Урий Павлович Крикун загорелся желанием побывать на Днепре. Иваницкий, сославшись на неясность обстановки, попробовал отговорить его, но Крикун стоял на своем.

— Вперед, на Днепр!

Потянулись грибные леса с тихими безлюдными дорогами. Мы выбрались на шоссе — ни подвод, ни машин. На перекрестках не видно регулировщиков. С каждым пустынным километром тревога закрадывалась в сердце. Да и сам Крикун, почувствовав в этой стерильной тишине что-то недоброе, остановил «эмку».

— Я решил возвратиться на КП дивизии. Скоро начнет вечереть, пойдут незнакомые лесные дороги, ночью легко заблудиться.

Машины развернулись, пошли на Чернигов. И тут до слуха долетела артиллерийская канонада. Водители развили предельную скорость. Все ясно: вблизи Чернигова на берегах Десны идет ожесточенная битва. «Юнкерсы» бомбят город. Пожары разрастаются. На товарном вокзале горят бесконечные штабеля дров. Две огненные волны сливаются на железнодорожном переезде. Они преграждают путь в город. Каким-то чудом нашим машинам удается проскочить сквозь пламя, которое начинало охватывать деревянный настил, перекинутый через рельсы.

На КП дивизии увидели генерала Шерстюка с автоматом в руках. На поясе у него висели две «лимонки». Сразу поняли: обстановка тяжелая. Кто-то из командиров крикнул:

— Товарищ комдив, вот они! Нашлись корреспонденты.

Немолодой бритоголовый генерал был храбрым воином. Он спокойно отдавал штабистам последние распоряжения. Потом подошел к нам и сказал:

— Гудериан прорвался с танками и пехотой. Возвращайтесь в Киев. За Десной враг рвется к шоссе. Спешите, товарищи. Времени у вас мало.

— А как же вы? — спросил Крикун.

— Дивизия пойдет другим путем. Желаю вам удачи. — И генерал Шерстюк надел каску.

Пустынный Чернигов охвачен пожарами. Горячий воздух удушлив. Центральная городская площадь в огненном кольце. Гудящее пламя провожает нас почти до самой Десны. Бомба разворотила половину проезжей части моста. Никто не огородил и ничем не отметил опасное место. Заскрежетали тормоза. «Эмка», в которой ехали Крикун и Палийчук, закачалась и чуть-чуть не полетела в Десну. За рекой — темная туманная ночь. По крыше кабины стучат дождевые капли. Огненный купол пожарища превращается в багровое пятно. Оно растворяется в тумане и гаснет. На обочине какие-то военные поднимают руки. Просят подвезти. Останавливаем машины. Оказывается: писатель Иосиф Фельдман и политрук Евгений Разиков безуспешно разыскивают редакцию дивизионной газеты.

— Садитесь в машину! Едем в штаб армии, — бросил Крикун.

Машины сразу набирают скорость. Рядом со мной в кузове полуторки сидит Фельдман. Он знаком мне по Харькову еще с детских лет. Но мы встретились в такое время, когда даже лишним словом переброситься некогда. Все наше внимание приковано к шоссе. В чьих оно руках? Неизвестно. Вдали взлетают ракеты. Дрожит мертвенно-бледный свет. Все отчетливей слышатся пулеметные очереди. Шоссе делает поворот. Мы стоим в кузове. Поддерживаем друг друга и всматриваемся в дождливую темень. Машины летят прямо на выстрелы. Немецкие зеленые ракеты освещают шоссе. Бой идет в каком-то селе. Длинные пулеметные очереди. Крики. Горят соломенные крыши хат. В косой сетке дождя гаснут искры. Впереди снова дождливая темень, полная неизвестности.