Без объявления войны - Страница 57

В редакцию мы приехали ранним утром. Твардовский с Голованивским принялись обстоятельно отвечать на вопросы.

— Погодите, друзья, погодите! — Вашенцев заходил по комнате. — Вы рассказываете о такой бомбежке. На мост в общей сложности налетало по семьдесят три «юнкерса», а вы были рядом на кораблях и в бронепоезде. Как же уцелели? Как? А вы знаете, я все понял и скажу, почему вы остались живы. — И Сергей Иванович воскликнул: — Поэтов трудно разбомбить.

Так родилась в редакции новая крылатая фраза.

Пришел замредактора батальонный комиссар Синагов. Поздравил меня и Бориса Палийчука с присвоением воинских званий. Сергей Иванович Вашенцев принялся рассказывать о посещении перед отъездом на фронт ГлавПУРа, где ему было обещано высоким начальником звание генерал-майора интендантской службы.

— А ведь неплохо получить такое звание и возглавить выездную писательскую бригаду на каком-нибудь участке фронта. Надеюсь, друзья, вы с охотой поедете со мной? — спросил Вашенцев и добавил: — Как там сказано у Лермонтова? «Их ведет, грозя очами, генерал седой».

Улеглась радость встречи, и многие перед летучкой поспешили в буфет запастись бутербродами. Твардовский, отозвав меня с Палийчуком в сторону, сказал:

— На войне без шутки не проживешь. Давайте, братцы, повысим Сергея Ивановича в звании.

Позвали Веру и Нину, девушек, ведающих редакционной почтой. Александр Трифонович попросил их из старых телеграмм составить Вашенцеву поздравление с присвоением очередного воинского звания.

Телеграмму вместе с газетами положили Вашенцеву на подушку и вышли из комнаты. Он вот-вот должен был возвратиться из буфета.

Началась летучка. Крикун с Кисилем принялись планировать материалы, посвященные воинам 26-й армии. Редактор занялся беглым просмотром почты, и в это время Твардовскому передали записку. Он показал ее мне. Вера с Ниной били тревогу. Оказывается, в комнату Вашенцева случайно зашел Урий Павлович Крикун, обратил внимание на телеграмму и пришел в недоумение: как же она миновала секретариат? Взял да и положил ее вместе с поступившей почтой в папку редактора.

Что-либо предпринять было поздно. Мышанский уже держал в руках поздравительную телеграмму. Прочел ее раз, другой, наморщил лоб. Видимо, ему не очень нравилось то, что в редакции вдруг появился такой высокий начальник. Но делать было нечего. Повертев в руках телеграмму, он взглянул на Вашенцева:

— Сергей Иванович, вы интендант первого ранга.

— Так точно.

— Так вот, пришла телеграмма... В ней сказано о присвоении вам очередного воинского звания. Значит, вы генерал-майор интендантской службы.

Все принялись поздравлять Вашенцева. Я почувствовал, что у старого дивана, на котором я так удобно расположился, стали слишком острые пружины. Шутка зашла далеко. Она катилась с горы, словно снежный ком, и превращалась в лавину, грозившую нам большой неприятностью. Мышанский тут же позвонил в военторг и спросил, можно ли заказать форму для генерала интендантской службы. Военторговцы попросили подождать денька три: у них не было нужного материала на лампасы.

Когда после летучки Твардовский рассказал Мышанскому историю с телеграммой, тот, хотя и отчитал нас, но, вспомнив о своем звонке в военторг, расхохотался.

Уладив все в редакторате, наша троица направилась к Вашенцеву. Сергей Иванович, взглянув на нас, насторожился:

— Чувствую какой-то подвох.

— Сережа, ты уже был почти генералом. Но тебе, милый, не хватило сукна на лампасы. Великодушно извини нас. — Твардовский скрестил на груди руки.

— Так это вы?! Да как вы посмели послать такую телеграмму редактору? — вскипел Вашенцев.

Но тут вовремя появился Крикун, пришел нам на помощь, рассказал Вашенцеву все как было. Удивительно милый, сердечный человек, Сергей Иванович остыл:

— Великодушно извиняю. Но помните, на войне я еще постараюсь найти сукно на лампасы, вот получу очередное воинское звание и тогда поставлю вас по команде смирно.

Все уладилось. Я развернул свежий номер «Красной Армии» и на третьей полосе прочел стихи Твардовского. «И, спинкой мелькнув меж подсолнухов голой, бежит на задворки трехлетний Микола... И вот, развернувшись, летишь ты обратно. Машина работает ровно и внятно. И вновь под тобою — прибрежные села, и щурится, глядя под солнце, Микола. Кричит с огорода: — Ой баба, ой мама, бежите, глядите, — тот самый, тот самый!»

Эти строчки перенесли меня в приднепровское село. Вновь увидел маленького Миколу, машущего загорелой ручонкой краснозвездному «ястребку». И то, вначале тихое, золотистое, как подсолнухи, утро. А потом вспененный бомбами Днепр.

«Бронепоезд сражался с врагом сорок четвертые сутки». Писал, не замечая времени, и поднялся из-за стола, когда уже стало темнеть.

В газете очерк выглядел солидно. Внимание привлекал удачный снимок воинов в касках и комбинезонах на фоне замаскированного ветками бронепоезда. Вся третья страница «Красной Армии» посвящалась подвигам стального богатыря.

7

Кончились горячие дни августа и наступили напряженные сентябрьские. Только вернешься из Голосеевского леса, не успеешь, как принято говорить в редакции, «отписаться», как надо ехать в ирпенский лес или в Остер на Десну, где противник грозит Киеву фланговым ударом. Наши войска теперь обороняют Киев с трех сторон — с юга, запада и с севера. Трудно решить, где таится большая опасность для киевской обороны — на юге или на севере. Тревожат фланги. Возможно, Киев будет сражаться с врагом в окружении. Пока это только догадка, но все же вывод один: надо готовиться к новым испытаниям.