Без объявления войны - Страница 56

Немецкая пехота рвется к железнодорожному мосту. На помощь команде бронепоезда приходит корабельная артиллерия, и гитлеровцы отходят.

Девятнадцать черных от дыма, оглушенных человек занимают оборону вдоль насыпи и продолжают удерживать переправу. Ремонтным бригадам удается восстановить одну бронеплощадку, и она действует как дот. В рупоре голос комиссара Казарина:

— Держитесь, чекисты, наша крепость живет!

Ночью приходит приказ командира: взорвать поврежденный бронепоезд. Лейтенант Николай Цепковатый с командой подрывников заминировал искалеченные бронеплощадки. Через минуту раздался взрыв. А каневский мост под беспрерывным огнем бризантных гранат. Шрапнель осыпает железные фермы, рикошетит и с визгом летит в темный Днепр.

За мостом, задыхаясь от быстрой перебежки, вваливаюсь в ход сообщения. Он приводит меня в блиндаж. За столом, освещенным фонарем «летучая мышь», саперные командиры ведут спор. А в сторонке, на сене, сидят Твардовский и Голованивский. Оба повернулись к свету и что-то записывают в блокноты. Увидев меня, обрадовались.

— Слава богу, все в сборе. — Твардовский спрятал в карман блокнот.

— А вы давно здесь?

— Да нет, недавно. Прямо с корабля на бал. — Помолчал, а потом, словно от холода, поежился: — Если бы Савва не столкнул меня в воронку, не сидеть мне в этом блиндаже. Мина в трех шагах разорвалась.

— Просто удивительно, — развел руками Голованивский. — Мина свистит, а он ни с места. Хорошо, что рядом воронка.

— А как на корабле?

— Планшеткой голову от бомб прикрывал. Помогло!

В шутке Твардовского была горечь.

Разговор прервался. Каждый из нас хотел собраться с мыслями, прийти в себя после всего пережитого. В ушах еще звенело от бомбежки, и так хотелось пить, что, припав к котелку с водой, трудно было от него оторваться.

В блиндаже работала рация. Москва передавала последние известия. И вдруг в блиндаж ворвался голос Левитана:

«В течение четырнадцатого августа наши войска вели ожесточенные бои с противником от Ледовитого океана до Черного моря... На южном направлении бронепоезд НКВД в совместных действиях с кораблями Днепровской флотилии уничтожил более трех тысяч немецких солдат».

— Это о нас Москва говорит на весь мир! — воскликнул радист.

Борьбу с гитлеровцами за каневский мост вел 32-й отдельный железнодорожный батальон. Им командовал майор Фиклинец. К утру обстановка на мосту обострилась. Гитлеровцы минометным огнем повредили на нижних поясах ферм не только основную, но и дублирующую электропроводку. Как ни старался лейтенант Котляров со своими бойцами устранить неполадки, ему это не удалось. Наружная электросеть так и не сработала. А командарм Костенко, позвонив по полевому телефону, приказал немедленно разрушить каневский мост. Это требовал и представитель Юго-Западного фронта полковник Маркелов, который находился на подрывном пункте вместе с командирами рот, капитаном Лавренчуком, старшим лейтенантом Спиридоновым и военным инженером Тишиным.

— Несработка! — сказал дрогнувшим голосом Тишин и перекусил папироску. Он отвечал за общее техническое руководство и понимал, какая вина ляжет на него и подрывников старшего лейтенанта Потапа Чинюка, если фашисты захватят мост.

Посоветовавшись с командирами рот, Тишин приказал вывести из укрытия, сделанного в насыпи, нагруженную взрывчаткой трехтонку, выехать на середину моста и там поджечь бикфордовы шнуры. Но доберется ли туда под прицельным огнем врага машина со взрывчаткой? Не взлетит ли на воздух от прямого попадания снаряда или мины?

Подбросив на ладони спичечный коробок, командир взвода подрывников Чинюк сказал:

— Я пошел. — И, проворно повернувшись, выскочил из блиндажа.

Все бросились к амбразуре. Столпились, застыли.

Противник вел огонь. Мины, не задевая железных ферм, падали в Днепр, и над волнами по ветру летел черный дым.

— Вот она, идет! — Полковник Маркелов еще ближе придвинулся к амбразуре и, чтобы лучше видеть, навел на мост бинокль. — Идет, идет! Молодец, Чинюк, не обращает внимания на обстрел. Трехтонка на месте. Чинюк поджигает бикфордовы шнуры.

В блиндаже все притихли. Было слышно, как на мосту по доскам гулко стучат подбитые железными подковами сапоги. Чинюк с водителем трехтонки сбежали с моста, и только они скатились по откосу в окоп, как сверкнула шаровая молния и сломала мосту хребет. Днепр вспенился, забурлил, тяжело ударил в берег новой волной.

— Сработала трехтонушка, сработала! — потирал руки Тишин.

— Один стодевятиметровый пролет полностью обрушился в воду, второй упал только одним концом. Три пролета по сорок пять метров со стороны Канева и такой же один левобережный остались неразрушенными. — Маркелов опустил бинокль: — Товарищ Тишин, как вы поступите дальше?

— С наступлением темноты приступим к новым взрывам.

— Смотрите, Тишин, головой отвечаете.

— Разрушим, товарищ полковник. А потом самим же придется все восстанавливать. — Тишин улыбнулся. После взрыва двух пролетов к нему вернулось полное спокойствие.

Как только железные фермы рухнули в Днепр, обстрел моста прекратился. Наша корреспондентская бригада по сыпучим пескам сквозь заросли лозняка пробиралась в Келеберду.

Твардовский остановился, глянул на искалеченные железные фермы и, как бы что-то проверяя на глаз, проронил:

— А вода ревет в пучине под подорванным мостом. — Раздвинул рукой лозы, еще раз посмотрел на Днепр.

Вечером простились с армейскими политотдельцами, и редакционная полуторка покинула село Келеберду. Вершины гор осветило высоко взметнувшееся пламя. В густых сумерках гремели мощные взрывы. Тишин обрушивал в Днепр фермы каневского моста. Двадцать шестая армия отошла на левый берег Днепра.