Отгремела бомбежка, затихли частые залпы зенитных батарей, а мы все еще стоим наготове с винтовками и ручными пулеметами у редакционного поезда и смотрим с болью в душе, как вдали, за красноватой полосой черепичных крыш, раскачиваясь, поднимаются в прозрачном воздухе пять черных столбов дыма.
— Отбой! — Кисиль берет ручной пулемет на предохранитель.
Я собираюсь отправиться на свой сеновал. Но из вагона выглядывает ответственный секретарь:
— Четвертая резервная бригада, немедленно к редактору! — И Крикун широко распахивает дверь.
Неужели едем? Как быстро сбылось желание! Мимо меня, радостно подпрыгивая, проносится Буртаков. А за ним не спеша, вразвалку шагает, как всегда сохраняя полную невозмутимость, лейтенант Филь. У него такие же волосы, как и у Михаила Нидзе, — цвета красной меди, только на лице меньше веснушек. Нидзе — горяч. Филь — сдержан.
Жара усилилась. Железные вагоны накалены. Воздух как в парилке. Но полковой комиссар Иван Иванович Мышанский в шерстяной гимнастерке. Его борцовская грудь туго перетянута зеркальным ремнем. На столике карта, прикрытая газетой, и папиросная коробка с черным всадником на фоне голубых гор.
Буртаков, Филь и я стоим по команде «смирно».
— Давай-ка без «струнки», — мягко говорит Мышанский. — Надо ехать, сынки. Есть задание. Слушайте меня внимательно. Командующий фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос потребовал от войск самых решительных наступательных действий. Ваша задача: проследить за тем, как выполняют в частях приказ командующего, найдите подлинных героев фронта и напишите о них статьи и очерки, чтобы на примере лучших учились побеждать врага все воины.
— Мы хотели бы знать, товарищ редактор, какое положение на том участке фронта, куда вы посылаете нас, — сказал Буртаков.
— Многое вам придется выяснить на месте. Участок горячий. Однако в ближайший час наступательные действия наших механизированных войск внесут в оперативную обстановку решительную поправку. Вероятно, вы собственными глазами увидите разгром танкового клина.
От этих слов даже в жарком купе стало легче дышать. «Разгром танкового клина! Дадим газетную полосу. Нет, пожалуй, разворот», — подумал я, пока Мышанский распечатывал коробку «Казбека».
Переложив папиросы в портсигар, он сказал:
— Поедете в Пятую армию!
— В штаб? — спросили мы хором.
— Нет. Он покинул Ковель и находится в движении. Постарайтесь проскочить прямо в девятнадцатый мехкорпус Фекленко, там близко действует и девятый корпус Рокоссовского. На четвертые сутки вы должны быть с материалами в редакции. Не увлекайтесь. Помните, газету надо выпускать.
— А на какой машине поедем? Кто ее поведет? — спросил Филь.
— На «эмке». Водитель Хозе, — редактор похлопал меня по плечу. — Вот старший. Командир машины.
В полуоткрытую дверь просунулся Крикун и запротестовал:
— У секретариата забирают последнее запасное колесо. Я не могу отпустить Хозе. Прикажете пешком ходить в штаб фронта за информацией? Да, пешком?!
— Запасное колесо — вещь хорошая, а запасной материал — еще лучше, — отрезал редактор и обратился к нам: — Ну, сынки, пойдем дальше: ищите отважных людей, они подскажут интересные темы. Я надеюсь на вашу инициативу. И последнее: советую не ехать на Кременец, а взять курс на Шепетовку. В Ровно у коменданта города выясните обстановку.
Крикун сказал:
— Всем отъезжающим необходимо зайти к заместителю редактора. Он ждет в своем купе.
— Значит, едете, орлы? Так... Так... По крупицам собирайте боевой опыт. Важно знать, как воюет противник. Хм... хм... — В горле у Синагова першило, и он никак не мог откашляться. Прощаясь, заместитель редактора задержал руку Буртакова: — Тебе особое задание... Помимо всего, думай о полосе: бой в окружении. Покажи роль политрука или комиссара в тяжелой обстановке. У меня все. Счастливой дороги.
Какой молодец Хозе! Пока я выписывал командировки и оформлял путевой лист, он успел достать лишнюю канистру бензина и две запасные камеры. Теперь надо спешить к Лерману. Взглянув на командировки, Марк Михайлович буркнул:
— Через полчаса ехать, а они уже о консервах думают. — По пути на склад спросил: — Ты наркомовскую норму знаешь?
— Что дадите, то и возьму. Вам видней.
Марк Михайлович просиял:
— Другой коленкор, а то вынь да положь. Пишут целые полосы, а наркомовской нормы не знают. — И, не скупясь, выдал самые разнообразные продукты.
Пылит, вьется пустынная дорога на Староконстантинов. Кое-где на обочине мелькают лиловыми кляксами колючие будяки. Ни деревца, ни рощицы. Если появится вражеский самолет, укрыться негде. Я сижу возле Хозе. За моей спиной Буртаков, и рядом с ним Филь. Водитель освобожден от наблюдения за воздухом, а мы всматриваемся в небо. Оно знойное, без единого облачка. В руках у Буртакова СВТ — самозарядная винтовка Токарева. Иногда он забывает о ней, и моя спина чувствует дуло.
— Ты взял ее на предохранитель?
— Не беспокойся.
— Смотри, а то ещё влепишь на ухабе заряд.
Через несколько километров непослушная десятизарядка снова долбит мою спину. Не так просто разместить в «эмке» четыре винтовки. То одна мешает, то другая не дает покоя на ухабистой дороге.
— Я еще ни разу не стрелял из СВТ. Надо на остановке попробовать.
— Не открывай огня без надобности, — советует Буртакову Филь.
Хозе не вступает в разговор. Он ведет по плохой дороге «эмку» на предельной скорости. Не останавливаясь, минуем пыльный, забитый конными обозами Староконстантинов и довольно быстро выезжаем на шепетовский шлях. Пыль взрывается под колесами, как порох, оглянешься — шлях в дымовой завесе. В машину врывается горячий ветер. Почему все-таки штаб Пятой армии находится в движении? Редактор сказал: «Он покинул Ковель, и его трудно найти». Неужели так серьезно нарушена связь? И снова мысли и мысли, не дающие покоя. Если нашим войскам приказано срезать вражеский танковый клин, то надо готовить контрудар. Наступательную операцию может провести успешно не кочующий, а только устойчивый штаб. На окраине Шепетовки я увидел небольшую танковую колонну. «Замыкающий отряд, — мелькнула обнадеживающая мысль. — Главные силы прошли!» Синие дымки над танками, рокот моторов как бы приблизил желанную победу, и уже виделся разгром вражеского танкового клина.