Без объявления войны - Страница 52


К оглавлению

52

Но эта окраина гориста, там немало разбросанных по откосам хат и сплошная зелень густых сливовых садов.

Зашли в батальон 12-й танковой дивизии. Нам дали связного. Он привел на КП 97-й стрелковой дивизии. Здесь мы познакомились с ее командиром — полковником Мальцевым. Несмотря на занятость, он принял нас. Мы узнали, что на каневский железнодорожный мост наступает 94-я немецкая пехотная дивизия. Стояла она во Франции и на восточный фронт прибыла из Нанта. В боях на Украине понесла значительные потери. Дважды пополнялась, и важно было отметить — в ее составе под Каневом появились довольно пожилые, призванные из резерва солдаты. Командует дивизией опытный генерал-майор Пфейфер. Он окончил академию генштаба и написал несколько книг по тактике. Его более высокий начальник — командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Карл-Рудольф фон Рундштедт особенно гордится своими предками. Все они на протяжении восьми столетий не расставались с огнем и мечом. Рундштедт, по показаниям пленных, пользуется особым доверием и благосклонностью фюрера.

Беспрерывные зуммеры полевых телефонов заставили комдива прервать беседу. Он пожелал нам успеха в работе, и связной повел нас в политотдел.

Медведев — кадровый политработник, безусловно, принадлежал к тем комиссарам, которые еще во время гражданской войны в любой обстановке всегда проявляли большую выдержку. По своему характеру он напоминал Ильина из девяносто девятой дивизии. Та же тактичность и доброжелательное отношение к людям.

— Давайте о делах не говорить, пока не пообедаем, — Медведев пригласил нас к накрытому на скорую руку столу.

Но именно за обедом завязался деловой разговор. Узнав, что Твардовский с Голованивским собираются с рассветом посетить корабли, он запротестовал:

— Днем, на корабли?! Ни в коем случае. Только ночью.

— Нам уже говорил об этом в Келеберде батальонный комиссар Яблоков. Но мы хотим побывать, на кораблях днем, — возразил Твардовский.

— Корабли... Вас тянет романтика. Знаете, она связана с большим риском для жизни. У нас на земле немало героических дел. — Медведев встал из-за стола. — Вот сейчас убедитесь. Пошли!

Мы поднялись по тропке в гору и вскоре вошли в дворик, где с полсотни пленных немецких солдат приводили свои пыльные мундиры и сапоги в порядок. За колодезным срубом под охраной часового на старой телеге сидели два обер-лейтенанта.

Твардовский обратил внимание на лысого, морщинистого солдата, у которого на подбородке и щеках седая щетина. В руках он держал сапоги с широкими, словно ведра, голенищами, но надеть их не мог — на пятках горели кровавые волдыри. Он шагнул вперед, бросил сапоги на траву и пробормотал:

— Война пльохо, это не есть гут.

Этот пятидесятилетний резервист оказался бухгалтером из Веймара, недавно призванным в армию.

— У большинства пленных солдат настроение подавленное, — доложил переводчик начподиву. — Говорят: это не Франция. Хотя они и подошли к Днепру, радости мало. Их роты понесли значительные потери. Старшие начальники твердят: солдаты, Днепр форсируем — все изменится.

— А что офицеры?

— До сих пор не могут прийти в себя. Все не поймут, как это они очутились в плену?

— И только?

— Нет, не только. По их мнению, война Германией выиграна. Победа — лишь вопрос времени. Ее принесут люфтваффе и танковые клинья.

— Федор Гаврилович, — обратился начподив к лейтенанту Белкину, — расскажите писателям, как взяли фашистов в плен.

— А чего же... Рассказать можно. Значит, так: послали меня делегатом связи в наш левофланговый полк. Вместе со мной пошел политрук Сергеев. Вручили командиру полка приказ о наступлении. С рассветом к нам на помощь подошли три танка, и полк стал наступать. Гитлеровцы ответили контратакой. Завязался тяжелый встречный бой. Мы решили с Сергеевым возвратиться в штаб дивизии и доложить о создавшейся обстановке. Выходя из-под обстрела, стали встречать одиночных бойцов. К нам присоединилось девять человек. Вижу — в лощинку спускаются немецкие минометчики и занимают позицию. Мы в хлебах, они не видят нас. Приказал бойцам незаметно подобраться к ним. Подползли ребята и с криком «ура» бросились в штыки. Четырнадцать немцев подняли руки вверх. Один офицер что-то закричал и застрелил двух своих солдат. Я сразил его короткой очередью. Второй рыжий офицер, вон тот, что сидит на телеге, понял: деваться некуда — и бросил оружие. Пошли мы дальше уже с пленными. Тут к нам присоединилось еще девять красноармейцев. Стали выходить из хлебов, видим — немцы. Подобрались к ним и снова с криком «ура» ударили в штыковую. Семерых закололи, а тридцать шесть солдат во главе с офицером сдались в плен. — Лейтенант Белкин усмехнулся. — Вот они фрицы, все налицо.

— Да-а, — протянул Твардовский. — Выступи так наш казак Иван Гвоздев в газете, сказали бы — выдумка. А настоящий героизм видишь каков?!

Пришел бравый старшина и попросил у начподива разрешения выстроить пленных для отправки за Днепр, в штаб фронта.

— А что скажет нам лучший пулеметчик Давид Шапиров? — обратился Медведев к хмурому красноармейцу.

— Товарищ полковой комиссар, когда я смотрю, как относятся к пленным у нас, как их кормят и поят, то не могу без крепкого слова вспомнить кирпичный завод на окраине Умани, превращенный гитлеровцами в концлагерь. Наша рота попала в окружение. Патроны кончились, а фрицы тут как тут: рус, плен! Загнали меня за колючую проволоку. Три дня находился в плену, да горя хлебнул там столько, что на всю жизнь хватит. По дороге в Умань охранники хлестали нас плетками, колотили прикладами. Кто выбивался из сил, отставал от колонны — тому крышка. Подскакивал на коне гитлеряка, вскидывал автомат и давал короткую очередь. В концлагере за три дня сто пятьдесят пленных получили ведро воды и два ведра недоваренного проса. Нас не так голод мучил, как жажда. Днем приказывали стоять по команде смирно. У товарищей подкашивались ноги, и они садились на землю. Охранники усматривали в этом нарушение лагерной дисциплины и длинными палками загоняли провинившихся в яму с жидкой глиной. Под рев и хохот фашистов измученные люди захлебывались жидкой глиной и тонули. В лагере я ничего не ел и не пил — боялся заболеть. Как ни ослабел, а все же хватило сил: ночью сделал подкоп под колючей проволокой и ушел от верной смерти. Я прошу вас, товарищи писатели, рассказать об этом в газете. Пусть вся наша армия знает, что такое фашистский плен.

52