Дон стоял скованный льдом. За несколько часов, проведенных мной в полку Сивакова, сильно подморозило. В воздухе порхали сухие, легкие снежинки. В дивизию Бирюкрва добрался только вечером и по счастливой случайности попал в блиндаж начальника разведки.
— Приехал. Сдержал слово. Молодец. Слушай, ты обязательно напиши в газету о нашей Гуле — Марионелле Королевой. Она заслуживает этого. Вынесла с поля боя шестьдесят раненых. Причем с некоторыми ей пришлось осенью через Дон вплавь переправляться. А недавно ходила в разведку. Трудно в степи укрыться. Фашисты заметили разведчиков, окружили. И все же Гуле удалось с товарищами вырваться из западни, — Фасахов принялся хлопотать у раскаленной железной печки. Вскоре поставил на стол кипящий чайник, открыл банку мясных консервов и, нарезав хлеб, продолжал: — Сегодня мы наступаем. Перед нами сильно укрепленные вражеские позиции. Особенно тревожит высота пятьдесят шесть и восемь. Там проволочные заграждения, три минных поля, траншеи, ходы сообщения и дзот на дзоте. — Закурив папиросу, он предложил мне пойти в батальон, где служит Гуля.
Шли по заснеженной степи, пока из мрака не выплыл силуэт «юнкерса», совершившего здесь две недели тому назад вынужденную посадку после удачного залпа наших зенитчиков. Под правым крылом саперы отрыли землянку. В ней расположился передовой медицинский пункт. Гули мы не застали. Дежурная медсестра сказала, что Королева пошла получать медикаменты и задержится у полкового врача на инструктаже. Перед наступлением начальник разведки дивизии не мог терять даже лишней минуты, и мы возвратились в его блиндаж.
Когда ночью перед атакой в степной балке начался полковой митинг, не смог протиснуться сквозь плотные ряды бойцов. Я не видел Гули, только слышал ее звонкий голос:
— Боевые товарищи, мои дорогие друзья! Жить — это еще не все. Надо быть человеком, гражданином, великим гражданином! И чувствовать крылья за спиной. На этой покрытой снегом донской земле мы, советские люди, бьемся не за маленькое место под солнцем, а за все солнце, чтобы завоевать победу и отстоять счастье Родины.
Ранним утром четыре полка «катюш» и семь артиллерийских полков больше часа как в ступе толкли укрепленную гитлеровцами высоту. Казалось, гора вот-вот отступит и покатится к Дону. Сметены проволочные заграждения, перепаханы и подорваны минные поля. Разбиты многие дзоты и обрушены траншеи. Стрелковый полк поднялся в атаку, прорвал передний край вражеской обороны, подошел к высоте, но взять ее не смог.
Я сидел в блиндаже начальника разведки дивизии, прислушиваясь к звукам боя. Гитлеровцы оказывали упорное огневое сопротивление, отвечали частыми контратаками. Было ясно, что на этом участке фронта редакционных заданий мне не выполнить. Я подумал о том, что пора возвращаться в Клетскую и найти танкистов. Не будут же стоять на месте подвижные войска?!
С переднего края возвратился Фасахов и тяжело опустился на складной стульчик, вонзив его железные ножки в землю.
— Передовой батальон майора Плотникова отрезан. Туда с небольшой горсткой смельчаков пробилась Гуля, доставила боеприпасы. Немцы бросились в контратаку, пришлось отбиваться гранатами. Комбат убит, и нет больше нашей Гули, нет...
Горечь утраты передалась мне. Постарался припомнить лицо Гули по фильмам «Солнечный маскарад», «Бабы рязанские» и «Я люблю». Актриса. Медсестра. Боец штурмового батальона. Таков её недолгий, героический век. «Наша Гуля». Через часа два попросил Фасахова прочесть только что написанный очерк.
— А почему ты поставил мою фамилию? — спросил он.
— Я не могу присвоить себе чужой рассказ. Здесь все твое, каждое слово.
— Спасибо, друг. Пусть читают, пусть знает фронт о нашей Гуле.
Я собрался в дорогу. Быстро добрался до Клетской. При въезде в станицу встретил Кирюшова. Редактор армейской газеты возвращался с передовой. Он только что разговаривал с Батовым. Командарма тревожил темп наступления. Сильный опорный пункт немцев Мело-Клетская, а потом Ореховский с его укрепленной грядой высот навязал ударной группировке 65-й армии тяжелые трехдневные бои. За это время соседняя 21-я армия значительно продвинулась вперед, и ее левый фланг пока оставался неприкрытым. Батов создал механизированную группу. Она должна пойти по тылам врага, помочь нашим стрелковым дивизиям развить темп наступления.
— Где сосредоточилась механизированная группа?
— В Ореховском, под прикрытием двадцать седьмой гвардейской дивизии.
— Я поеду туда.
— Передай привет моим ребятам Борису Рюрикову и Василию Терновому. Они там. — И «виллис» Кирюшова тронулся.
Со взятием Ореховского, где особо отличилась 304-я стрелковая дивизия под командованием полковника Серафима Петровича Меркулова, оборона гитлеровцев была прорвала на всю тактическую глубину. Это позволило Батову бросить в прорыв подвижные войска.
Я приехал в танковую бригаду перед самым броском, когда ее командир полковник Иван Игнатьевич Якубовский стоял возле танка с флажками в руках, готовый подать сигнал, чтобы начать обходной маневр на Венцы, Перекопский. Комбриг был в кожаном реглане, с биноклем на груди и поразил меня своей богатырской фигурой. Я понял, что приехал в горячее время, но представиться надо.
Проверив мои документы, комбриг сказал:
— В танке тесно, на броне холодно. Поезжайте с политотдельцами. У них крытая полуторка, там едут два корреспондента. Вместе оно веселей.
Борис Рюриков молча пожал мне руку. Потеснился Василий Терновой, и наша крытая фанерой полуторка с круглой железной печкой посреди тронулась в путь. Мне чертовски не нравилась эта теплая, без единого оконца полуторка. Мы шли по тылам врага словно с завязанными глазами. В случае опасности — теперь вся надежда на зоркость и осмотрительность начподива, который ехал рядом с водителем.