Без объявления войны - Страница 105

105

— Бум-бум-бум, — слышится вдали.

Этот звук вызывает удар батарей. Бьют сотни орудий. Мы с Наумом Халемским молча переглядываемся: море огня. Туман на высотах багровеет. Восемьдесят минут стоит сплошной гул. Потом снова свистят и воют «катюши». И тишина.

Вдруг слева по низине прокатывается тысячеголосое:

— Ура-а-а!

— Ура-а-а! — вырывается из траншей за буграми справа.

— Полундра-а-а! — звучит прямо перед нами на окраине Клетской.

Наши пулеметы: та-та-та...

Немецкие: кр-р... кр-р...

Взрывы гранат. Лязг гусениц. И чей-то возглас:

— Поднялись, пошли! Хорошо идут гвардейцы!

Артиллеристы переносят огонь в глубь вражеской обороны.

Значит, атакующие войска продвинулись. Снова молча переглянулись с Халемским: пора и нам вперед. Конечно же, мы знали, что противник пойдет в контратаку и, возможно, из-за укрытий выйдут его танки и поведут огонь. Но желание взглянуть на то, что сейчас делается за станицей Клетской на возвышенности, где только что находился враг, неудержимо влекло вперед.

На западной окраине Клетской встречаем первых пленных. Их не так много. Это говорит о том, что противник упорно сопротивляется. Немцы в зеленых шинелях, пилотки натянуты на уши. Желтые, кованные железом ботинки и обмотки не спасают от холода. Румыны в островерхих бараньих шапках, в шинелях цвета осенней травы. Нашего наступления они не ждали. Все, что произошло на правом берегу Дона, явилось для них полной неожиданностью. Они потрясены: на их головы выплеснуты ковши раскаленного металла. Закутанный в грязное одеяло немецкий ефрейтор сказал:

— Земля перевернулась. У моих ног колеса от пушек крутились, как волчки. Я живой. Это невероятно.

Дальше задерживаться с пленными нет смысла. Выяснили главное: наши войска обрушились на врага внезапно. Какой же физический труд и какое военное искусство понадобилось здесь, чтобы на крохотном пятачке плацдарма накрыть шапкой-невидимкой такое количество войск, расположить их, замаскировать в траншеях. И это там, где над Доном нависают меловые холмы, с которых не только можно просматривать плацдарм, но и простреливать его насквозь.

На самой окраине Клетской в каменных домах, приспособленных к круговой обороне, только что сидели гитлеровцы. Эти маленькие крепости взяты штурмом. В окнах мешки с песком, в стенах бойницы, деревянные полы в домах сняты, и там отрыты окопы. Ход сообщения ведет под каждое крыльцо, где замаскированы пулеметные гнезда. За этими своеобразными дотами пустырь и пока единственная разминированная дорога, по которой танковая бригада под командованием подполковника Невжинского вырвалась на возвышенность.

На дороге еще стоят те, кто обезвредил здесь минное поле, проделал в проволочных заграждениях проходы — скромные и великие труженики войны, — саперы. Их командир, лейтенант Сартасьян, разгорячен боем, окрылен удачей. Он возбужденно поясняет:

— Слева овраг, справа овраг, хоть на крыльях летай. О чем писать, смотри сам, корреспондент. Дорога — ключ к высоте, а тут, понимаешь, колючая проволока, шаг ступил — мина. Колючую проволоку ножницами резали, спираль Бруно кошками, баграми тащили. Сержант Мухамед Зарипов преподнес фрицам сюрприз: ночью выкрутил взрыватели, а мины не тронул, на месте оставил. Фрицы ничего не заметили, не догадались. Танки пошли по дороге, ни одна мина не взорвалась.

Поднимаемся с Халемским на возвышенность и видим вблизи обрывов оставленную врагом змеистую, во многих местах засыпанную свежей землей траншею. На возвышенности гуляет ветер, и туман не такой плотный, как в пойме Дона. Возле второй траншеи две наши «тридцатьчетверки» наскочили на фугасы, и от них остались одни стальные обломки. Кто погиб? Сейчас узнать трудно, одно ясно: это были герои прорыва. Догоняем передовую стрелковую роту. Ее ведет лейтенант Иван Филиппович Байковский. В руках автомат, по бокам две сумки с гранатами. Из-под ушанки выбился мокрый чуб. Полушубок распахнут, на гимнастерке орден Красного Знамени.

— Часто говорят, товарищи корреспонденты, о том, что пехота не использует всей силы своего огня, — бросает на ходу, — а в эту атаку огонь был исключительный. Стрелок израсходовал не меньше пятидесяти патронов. Ручной пулемет — два диска, станковый пулемет — две ленты. Вот так.

Светлоглазый лейтенант был настоящий ротный командир. Он хорошо знал цену дружному залповому огню на поле боя и старательно готовил к этому свою роту.

За невысокими буграми танкисты пополняли боеприпасы, и мы смогли побеседовать накоротке с командиром батальона — капитаном Алексеем Семеновичем Семеновым.

— Общая задача танковой бригады вам известна, товарищи корреспонденты, — сказал. — Прорвать оборону противника, пробить в ней для пехоты брешь. Танки, как вы видели, маскировались в Клетской за домами. У нас был один проход на высоту, местность позволяла двигаться только по дороге. Когда пехота поднялась на возвышенность, мы сейчас же пошли вслед за ней колонной, а потом развернулись в линию. Передний край противника прорвали успешно, потому что все рода войск действовали согласованно и вовремя поддерживали друг друга. Когда пехота наступает, танкисты видят, как оживают вражеские огневые точки, их тогда легко уничтожать. А тут еще в боевых порядках пехоты оказалась артиллерия, и она, конечно, помогла нам. Хочу сказать, что во время прорыва в своем радийном танке находился командир бригады Невжинский. Он хорошо руководил атакой.

— Смотрите, ребята, смотрите, — послышались радостные голоса.

105